Г.А. Мельниченко
У современного врача, невероятно загруженного, сталкивающегося с постоянным прессингом нарастающего вала профессиональной информации, новым типом взаимоотношений клинициста и пациента, при котором все больше внимания уделяется в лечении хронических болезней терапевтическому обучению и информированности последнего, с появлением новых терминов для обозначения наилучшей медицинской практики («медицина, построенная на доказанном», «медицина трансляционная», «медицина персонализированная») возникает порой ностальгическая мысль о добром старом времени, когда отношения врача и больного сводились к назначениям врача и их (в теории) беспрекословному выполнению больным (или невыполнению с упрямым детским игнорированием).
Но уже в ХIХ в. от самых серьезных врачей звучали призывы «лечить не болезнь, а больного». Что понимали корифеи медицины прошлого под этими словами? Что они считали наиболее важным? Учитывались ли характер личности, коморбидность, возраст, степень запущенности процесса? Учитывались ли какие-то микропризнаки и клинические особенности, или клиническая интуиция и наблюдение за сходными случаями позволяли даже в небогатую возможностями эпоху индивидуализировать подход к больным?
Kак бы то ни было, сегодняшний призыв сделать медицину персонализированной берет свое начало из богатой традициями русской терапевтической школы, но уже на современном этапе возможностей обретает новый смысл. Разумеется, персонализированная медицина не зачеркивает и не отменяет медицины, построенной на доказанном, при котором решения о профилактических, диагностических и лечебных мероприятиях принимаются исходя из имеющихся доказательств их эффективности и безопасности, а такие доказательства подвергаются поиску, сравнению, обобщению и широкому распространению для использования в интересах пациентов (Evidence Based Medicine Working